И вдруг из полыньи, жмурясь и вертясь во все стороны под лучом света, вылетела человечья голова.

Барьерчик сел на кнехт, но голова сердито крикнула: «Держи!», и на лёд вместо нерпы весь в пупырышках выбрался Солнышкин. Правда, под лучом он мгновенно обсох и согрелся, и только пятки пощипывало от холода.

— Тяни, — шёпотом приказал Солнышкин и сам стал вытаскивать из воды буксир. Сообразив, в чём дело, Барьерчик потянул канат, с которого сбегали быстрые холодные капли.

Плавали-Знаем видел, как Солнышкин прыгал в воду, но подумал: «Тоже за камбалой на компот? Поплавай, поплавай». Теперь он закачал головой: «Однако долго плавает! Наверное, большую камбалу взял на крючок. Борщик ждёт не зря!» — и направился посмотреть, не вынырнул ли Солнышкин с другой стороны. Но тут на всю акваторию в морозном воздухе прозвучали слова, бросившие капитана к шахматной доске. Откуда-то из Антарктиды отчётливо донеслось:

— Слушайте наш ход!

ЗАЧЕМ ТАК СЕРДИТЬСЯ?

В тот самый момент, когда Солнышкин нырнул в прорубь, окружённый детворой Морячок быстро зашагал в радиорубку, открыл дверь, и ворвавшийся за ним Соскин крикнул:

— Вот это да!

На столе, рядом с аппаратурой, стояла шахматная доска, а на ней готовые к бою костяные киты, дельфины, пингвины, морские коньки.

— Сыграем! — крикнул Соскин и посмотрел на малышей. Когда отец возвращался с путины, Соскин все вечера проводил с ним за шахматами.

Малыши промолчали, а Морячок сказал: «Сыграем!» — открыл иллюминатор, и Соскин увидел перед собой громадную шахматную доску с ледяными фигурами, по которой прохаживался Плавали-Знаем в ожидании первого хода.

— Идёт! — сообразил Соскин и, кивнув на лёд, сказал: — Только фигуры бить! По-настоящему!

Морячок включил микрофон, и в воздухе раздалось:

— Фигуры бить по-настоящему!

— По-настоящему, по-настоящему, — согласился Плавали-Знаем, однако на миг задумался: как хорошо слышно из Антарктиды! Он забыл о Солнышкине, о «Светлячке». Начинался настоящий межконтинентальный матч!

Соскин наклонился над доской, продиктовал первый ход, и облепившая Морячка детвора увидела в иллюминатор, как Плавали-Знаем продвинул по льду вперёд крепенькую сияющую фигурку. За первым ходом последовал второй, а на третьем Соскин сразу же смахнул у себя с доски чёрного пингвина белым и сказал:

— Бито.

Плавали-Знаем остановился перед фигурой на своём поле, почесал в затылке, а Соскин крикнул в микрофон:

— Бито! Бито!

И Плавали-Знаем двинул ломиком по фигурке так, что от неё во все стороны полетели брызги.

Морячок засиял и махнул рукой детворе: «Не шуметь».

Через несколько минут разлетелась вторая ледяная фигура, а когда очередь дошла до третьей, Плавали-Знаем, переглянувшись с Уточкой, стал быстро отодвигать её в дальний угол.

— Нечестно! — раздался звонкий голос.

Схватив доску, возмущённый Соскин вылетел на верхнюю палубу.

— Нечестно! — крикнул он. — Так мы не договаривались!

— Что нечестно? — спросил Плавали-Знаем.

— Я вашу фигуру бил морским коньком, — крикнул Соскин и потряс зажатой в пальцах фигуркой.

Плавали-Знаем едва не сел на лёд. Так опростоволоситься! Он играл с каким-то малышом в то время, когда в эфире наверняка его искала Антарктида. Багровея, он показал пальцем в небо:

— Вон! Вон!

— Ну зачем же так сердиться? — сказал появившийся рядом Молодцов. — Всё было по-честному. Соскин парень серьёзный. Надо учиться играть. А идти мы и сами пойдём. Уже скоро тихий час.

Лейтенант спустился по трапу, а за ним дети, окружив со всех сторон Морячка, тянули его к берегу Камбалы.

— А пончики, пончики! — закричал выбежавший следом Борщик и стал рассовывать детям в руки горячие пахучие пончики.

Во время этого матча, незамеченный капитаном, Солнышкин вернулся на палубу, оделся и побежал вслед за командой. На прощанье он помахал Борщику. Боцмана Буруна на палубе не было.

ПОДАРОК БОЦМАНА БУРУНА

Борщик не уходил с палубы по нескольким причинам. Во-первых, потому что ему было приятно видеть, как дымятся в руках у ребят его пончики. Во-вторых, на льду находился Морячок, и имело смысл поглядывать, как бы с ним снова чего-нибудь не случилось. И в-третьих, на носу «Светлячка», наконец, опять появился похудевший Супчик и Борщик приглашал его в гости.

А Буруна не было на палубе по одной-единственной причине. Он давно готовился к своему дню рождения и решил угостить экипаж на прощанье настоящей морской бражкой.

Ещё на островах Фиджи боцман заложил в бочонок — в тот самый дубовый бочонок, с которым часто появлялся на палубе — толчёных кокосовых орехов, ананасов, фиг, засыпал всё это сахаром и, закупорив, сунул под койку. А рядом посадил для охраны Верного. Поэтому-то пёс редко появлялся на палубе. Ночью он охранял остров старого Робинзона, днём — бочонок боцмана.

Иногда боцман прислушивался к бульканью в бочонке, с удовольствием думая: «Шипит!» Иногда с ещё большей радостью: «Бурлит!» И представлял, как будет угощать друзей шипучим напитком. Правда, в последнее время пёс отсаживался подальше и почему-то поглядывал на бочонок с опаской.

Дело в том, что во время аврала боцман подвинул заветный бочонок к горячим трубам и пузырьки внутри него стали собираться бунтующими, гудящими стайками. Трубы грели, крепкие пузырьки дружно толкались в стенки бочонка: «Раз-два, взяли!» и собирались с силами, чтобы с грохотом выбить дно. Не хватало только хорошего удара, который сдвинул бы их с места. Сейчас бочонок уже задиристо гудел, как маленький, но крепкий вулкан, и встревоженный Верный, отыскав боцмана, потянул его за штанину.

ПОПЛЫЛИ

Солнышкин встретил команду Морякова, когда она уже была на обратном пути.

— Дело сделано, — сказал капитан. — Но последний удар ломом будет ваш. — И он показал Солнышкину на совсем тоненькую полоску льда, которую оставили, чтобы юные экскурсанты могли вернуться домой.

Солнышкин увидел шеренгу ребят, которые дружно шагали с громадными алыми раковинами и кокосовыми орехами в руках.

Вместе с ними шёл к берегу Морячок, а сзади переваливался, будто нашёл наконец свою родную стаю спасённый Солнышкиным пингвин.

Солнышкин хотел спросить, куда это они, но пингвин махнул крылышками, показал — туда, и побежал догонять малышей. А Морячок даже не смог помахать, потому что за руки его держали сразу несколько ребят, и он только мигал, не находя объяснения своему поступку.

Скоро они скрылись за пригорком, а на берегу остался один непослушный Соскин. Солнышкин хотел уже взяться за работу, но Соскин опередил его. Он стукнул по перемычке каблуком — и громадная льдина оторвалась от берега, закачалась и поплыла.

— Что, поплыли? — спросил удивлённо Молодцов. — Кино кончилось?

Соскин свистнул, засмеялся на всю Камбалу и бросился удирать: за ним громадными шагами бежал Молодцов.

— Кончилось, — сказал Солнышкин и, грустно посмотрев вслед пингвину и Морячку, пошёл к пароходу, на палубу, под которой и боцманской каюте, возле горячей трубы, набирался сил дубовый подарочек Буруна.

ГЛАВНАЯ РОЛЬ ЧЁРНОГО КОТА

Плавали-Знаем вдруг почувствовал перемену ветра, задрал нос и заметался: льдина плыла! Она превращалась в дрейфующую станцию.

— Провели! Потеряют координаты! Сорвут матч!

Он в волненье взлетел на палубу и разволновался совсем. На судне стояла подозрительная тишина. Чего-то не хватало.

Он заглянул в кубрик — там не было Барьерчика. Зашёл на камбуз — там не было Супчика. Он хотел позвать Ваську и вспомнил — Васька сбежал.

Он перегнулся через борт и пересчитал скулящих собак — одного бобика не хватало.

В это время, глядя из рубки на сломанный перешеек, Упорный рассмеялся и сказал: