Сзади, хлопая себя по затылку, летел Перчиков, а внизу бежала вся шумная компания, над которой воинственно гудели пчёлы.
Чем громче становился за спиной топот, тем быстрее летел артельщик.
Бамбуковые стебли стукали его по лбу. Вокруг стоял грохот. Лианы цеплялись за ноги. Артельщик мчался, пока наконец не шлёпнулся в светлую воду лагуны.
«Хватит рубинов, хватит топазов, хватит алмазов!» — думал он.
НОВОЕ ИЗОБРЕТЕНИЕ ПЕРЧИКОВА
Солнышкин выпустил из рук лиану, мягко приземлился на берег и обомлел.
Под ногами, как снег на морозце, хрустел белый песок. Морские звёзды горели в прозрачной воде всеми цветами, и бегущие к ногам синие волны так и шуршали:
«Ну, здравствуй, Солнышкин! Хорошо, Солнышкин?»
«Хорошо-о», — повторял гул океана. И ветры всех океанов, кажется, тоже спрашивали: «Хорошо?»
Солнышкин сразу забыл про гиппопотамов и пчёл. Из воды вынырнула голова Перчикова. И одной руке у него был нож, в другой громадная розовая раковина.
— Там тысячи кораллов, там тысячи раковин для всех дворцов! — Глаза его были широко раскрыты.
Солнышкин взял из бота нож и плюхнулся в воду. Прямо перед носом порхнули пузырьки, а у глаз повисли голубые быстрые капли. Солнышкин отогнал их рукой, и сквозь пальцы промчалась стайка голубых рыбёшек. Он попробовал их поймать. Но рядом появилась какая-то глазастая красная рыба. Она распустила золотистый плавник и, посмотрев на Солнышкина, поплыла в глубину.
Солнышкин нырнул за ней.
Он проплыл мимо громадного рака-отшельника, которого погоняла пышная оранжевая актиния. Потом проскользнул над важным усатым омаром. И впереди увидел язычки яркого пламени.
Солнышкин прикрыл один глаз — костёр горел. Он прикрыл второй глаз — костёр продолжал гореть. Перед ним колыхался алый коралловый лес!
Солнышкин выставил вперёд руки — и целый фейерверк рыб метнулся в стороны. Повсюду шевелились настоящие цветные букеты…
Над ними парил Перчиков и протягивал руки к большой раковине.
— Ну как? — подмигнул он Солнышкину.
— Здорово! — крикнул Солнышкин и, давясь, вылетел наверх.
— Нашёл где кричать! — засмеялся Перчиков и сам пробкой выскочил за другом.
Но, видно, им понравилось разговаривать в воде, потому что оба тут же нырнули снова. Вода была прозрачнее воздуха.
Солнышкин парил в воде, как дельфин. Он опустился возле кораллов и стал срезать ножом ветку за веткой. Это для музея, это для бабушки, это… Руки Солнышкина наткнулись на громадный, как факел, коралл. Солнышкин срезал его и, всплывая, поднял над собой.
Алые капли повисли над головой…
— Это… для Марины! — вздохнул Солнышкин, положил коралл в бот и нырнул.
Перчиков трудился рядом. Он выносил наверх то громадную раковину, то звезду. Но бот был уже полон, и Перчиков махнул рукой: хватит!
Солнышкин, будто в лохань, плавно опустился в громадную перламутровую раковину и смотрел, как над ним переливаются волны и нежно пульсируют медузки. А Перчиков, закинув ногу на ногу, присел напротив на поросший травой камень. Вдруг лицо у него странно изменилось, и он закусил губу: под ним оказался настоящий морской ёж. Теперь Перчикову хотелось открыть рот шире лагуны, но он молчал, чтобы не портить другу настроения. Однако Солнышкин и сам заметил, что Перчиков странным образом вращается по дну и пониже спины у него торчат четыре антенны, как у спутника. Нет, радист и здесь не мог обойтись без изобретений!
А Перчиков уже с космической скоростью летел на берег мимо бота, в котором сейчас сидел артельщик. Стёпка решил начать новую честную жизнь и мирно глодал поросячью ножку, которую прихватил из котла на месте недавнего праздника.
САМАЯ НАСТОЯЩАЯ АКУЛА
Перчиков лёг под пальму. А Солнышкин, расставив ноги, стал рядом.
— Тяни, только осторожно, — сказал Перчиков.
Но предупреждения показались Солнышкину излишними. Лично он — под гул волн, шум пальм на коралловом острове — готов был перенести любую операцию.
— Тяни, — крикнул Перчиков, — любуется ещё!
Солнышкин выдернул из Перчикова иглы и опустился на камень, недоумевая, как это всё-таки его друга угораздило сесть на ежа! Но пока Солнышкин рассуждал, камень, на котором сидел он сам, встал на лапы и высунул из-под панциря голову. Сохраняя равновесие, Солнышкин взмахнул руками и завертел головой. Он ехал в море верхом на огромной черепахе!
Стёпка оторопело отложил в сторону поросячью кость и приподнялся со скамьи. Он видел, как Солнышкин въехал в лагуну и, уцепившись за панцирь, нырнул вниз. Сквозь прозрачную воду было видно всё до песчинки. Вот черепаха проплыла мимо бота. Вот она прошла узким коралловым коридором и сделала круг над маленькой площадкой. Там было прохладно и сумрачно. На дне лежали обросшие травой старые тяжёлые триадакны, мерцали обломки перламутра. Солнышкин разглядывал их, быстро работая ногами.
— Пусть плывёт! — решил Стёпка, снова посасывая кость. Теперь его не интересовали никакие морские диковинки и побрякушки. Он начинал новую, добрую жизнь!
Но вдруг Солнышкин отпустил черепаху, нагнулся, и тут артельщик увидел, как у Солнышкина на ладони сверкнула радугой жемчужина. Невиданная жемчужина! С голубиное яйцо!
Стёпкино сердце вздрогнуло и отчаянно заколотилось.
Тысяча топазов! Тысяча алмазов!
— Стой! — крикнул он Солнышкину, зажав в руке кость.
В это время в сотне метров от бота Стёпка заметил громадную акулу; привлечённая мясным запахом, она всё ближе и ближе описывала круги. Но внизу сверкало такое богатство! И артельщик, забыв о страхе, ринулся в воду. В тот же миг Солнышкин был сбит с ног. Его завертело и закружило в водовороте.
«Жемчужина!» — хотел крикнуть он, но только выпустил стайку пузырьков и следом за ними вылетел наверх. У самой поверхности он заметил, как мимо него с разинутой пастью ринулась вниз здоровенная акула. Хвост её, как наждак, прошёлся по пяткам Солнышкина, и он с ужасом увидел, как от хищницы отбивается танцующий в воде артельщик.
— Перчиков, на помощь! — заорал Солнышкин, снова бросаясь с ножом в воду.
Но, кажется, было поздно. Акула уходила в сторону. В зубах у неё были Стёпкины штаны, из которых торчала свежая обглоданная кость. Солнышкин поднырнул под задыхающегося артельщика и вынес его на плечах к берегу.
ЦЕЛЫЙ ДВОРЕЦ ДЛЯ РОБИНЗОНА
Всё это произошло так быстро, что Перчиков едва успел вскочить.
— В чём дело? — крикнул он, глядя на Солнышкина.
Солнышкин, отфыркиваясь, рассказал про акулу и про жемчужину. Перчиков удивлённо посмотрел на лежащего Стёпку, скользнул взглядом по его рёбрам: все рёбра артельщика были на месте.
— А тебе не показалось? — усомнился Перчиков.
— Что?
— И кость и твоя жемчужина?
Солнышкин оскорбился. Показалось! Жемчужина, за которую можно построить целый дворец для Робинзона!
— Именно такие и кажутся! — подмигнул Перчиков. — Особенно в воде. Преломление лучей и готов обман зрения!
— И акула тоже показалась? — налетел на радиста Солнышкин. — Если бы не Стёпка, видел бы ты меня сейчас рядом!
— О-ох! — зашевелился вдруг артельщик, услышав своё имя. — Ох! — Открыв глаза, он схватился за раздутую щеку, и из носа у него брызнули струйки воды. Он сел и, посмотрев на Солнышкина, прогнусавил: — Жив, Солнышкин? — И снова схватился за щеку. Потом он застонал: — Ох, мои штаны, мои зубы!
Нужно заметить, что, хотя на щеке у артельщика остался отпечаток акульего хвоста, зубы у него были на месте, и могло даже показаться, что один, довольно крупный, прибавился. А что касается штанов, то их действительно не было.
Но Перчикова это не волновало. Прихрамывая, он сделал шаг в сторону, сорвал несколько банановых листьев и протянул артельщику. Симпатии к нему радист, конечно, не испытывал, но уважал благородные поступки.